Наконец, Скоков тоже замолчал и Свиридов, бросив последнюю фразу, на пятках развернулся и собрался покинуть кают-компанию.
- Стоять! - остановил я лейтенанта.
Он замер.
- Кру-гом!
Свиридов развернулся.
- Ко мне!
Четким строевым шагом, насколько позволяло тесное помещение, лейтенант приблизился и замер.
Снизу вверх, не покидая своего места во главе стола, я смерил его оценивающим взглядом. Стройный брюнет, подтянутый и молодцеватый. Лицо интеллигентное, униформа в полном порядке. На ремне, как и положено, с одной стороны пистолет в кобуре, а с другой кортик в ножнах. Придраться не к чему.
- Слушай меня внимательно, лейтенант. Читать тебе нотации не стану. Гнать тебя с корабля пока тоже не стоит. Поступим иначе. В этом году мы будем охотиться на дикарей и совершим несколько налетов на враждебные нам анклавы. Ты пойдешь в штурмовой группе. Я хочу, чтобы ты пролил кровь и своими глазами увидел, что происходит за пределами Передового. Поэтому тренируйся. К тебе будет приставлен инструктор из разведки. Все его приказания выполнять, как мои собственные. Никаких споров. Никакой агитации. Дашь слабину - будет плохо. Выстоишь - поймешь, о чем тебе толкуют. Ясно?
- Так точно, господин граф, - ответил лейтенант.
- Теперь свободен.
Кивнув, Свиридов ушел. В кают-компании на краткий миг воцарилась тишина, а затем Скоков сказал:
- Что-то неладное с воспитанием в нашей дорогой империи. Если вырастет пара поколений вот таких мягкотелых хлюпиков - ККФ долго не простоит...
За столом завязался дружеский спор. Однако я в нем участия не принимал. Покинул кают-компанию, в тамбуре накинул куртку, прицепил на ремень УКВ-радиостанцию и вышел на палубу.
В лицо ударил свежий морской ветер, зябкий и промозглый. Невольно, я поежился, плотнее запахнул куртку и достал папиросы.
Закурил, пыхнул дымком и, прислонившись спиной к переборке, посмотрел в сторону проплывающего мимо скалистого норвежского берега. Если ничего не произойдет, послезавтра будем в Вильгельмсхафене. Радиосвязь с нашими гражданскими специалистами уже появилась, у них полный порядок, трудятся. Какое-то время побудем в немецком анклаве и дождемся торгового каравана из Гибралтара. Сопроводим его на Балтику, и я постараюсь нанять бойцов, с которыми будем атаковать Рединг. Можно справиться своими силами, воинов хватает. Но лучше использовать наемников, их не жалко. В Рединге захватим пленных и сменяем у северян на ГСМ. После чего прочешем побережье Норвегии или Германии, разгромим несколько дикарских стойбищ и опять до наступления холодов успеем поторговать с Вагриным.
Таков предварительный план, в котором, как это у нас всегда случается, есть слабые моменты. Основной - отсутствие собственного танкера. А значит, придется брать нефтеналивное судно у Семенова. Конечно же, за долю в добыче или топливе. Он хоть и союзник, на одну контору работаем, но своей выгоды ни за что не упустит. Впрочем, как и я. А в остальном полный порядок. Хранилища под топливо в Передовом есть. Оружия у нас много. Боеприпасов хватает. Возможно, в операциях по захвату пленных сможем задействовать бронетехнику, хотя бы три-четыре бронетранспортера. Однако они переломят ход любого сражения. Разумеется, если их правильно использовать.
Что же касательно расценок на пленников, то они оговорены заранее. Крепкий дикарь - тонна дизтоплива. Способная рожать здоровых детей женщина-дикарка без увечий и патологий - три тонны. Мужчина или женщина из "цивилизованного" анклава - от восьми тонн и выше, многое зависит от навыков и умений, а так же здоровья. То есть сто человек из Рединга в среднем будут стоить столько же, сколько тысяча дикарок. Соответственно, если брать в расчет трофеи, их ловить гораздо выгоднее, но учитывая тот факт, что у англичан есть огнестрельное оружие, потерь будет больше. При этом моральный аспект работорговли меня не волновал и опыт захвата людей у нас уже имелся. В Алжире, как и на берегах Баренцева моря, всегда готовы обменять пленных на топливо. Да и в Рединге, помнится, после налета на мавров, за "освобожденных из неволи белых братьев" давали приличную цену. И если бы Квентин Дойл не оказался таким мерзавцем и двурушником, мы могли бы торговать дальше. Но, видать, не судьба.
Докурив папиросу, я поднялся на артиллерийскую площадку. Комендоры были здесь, проворачивали механизмы АУ-630 и подкрашивали башенку. А один из них, покосившись на меня, запел старую песню казаков-некрасовцев:
"Ой, Голымба ты, голымбушка моя,
У Голымбы ни кола и не двора,
У Голымбы только горенка одна,
У Голымбы столбы точенные,
Как у ночи поволоченные,
Середи двора бел-горюч камень лежит,
Из-под камушка быстра речушка бежит,
А по речушке суденышко плывет,
А в суденышке немножечко людей,
Того-сего только семь человек,
А восьмой-то атаманушка,
А девятый есаулушка,
А десятый - разудалый молодец"...
"Хорошо поет", - отметил я.
В этот момент включилась УКВ-радиостанция и голосом Скокова прохрипела:
- Ходовой мостик вызывает Мечника.
- Слышу тебя.
- Поднимись. Мы видим кое-что интересное.
- Принял.
Расклад простой. Вахтенные что-то заметили и вызвали командира, а он, определившись, уже дергает меня. Наверняка, не просто так, забавы ради, поговорить за жизнь. Поэтому я не медлил, быстро поднялся на ходовой мостик и Скоков сразу протянул бинокль.
- Посмотри на берег, - сказал он.
Сначала я ничего интересного не увидел. Скалы и извилистые фьорды. Зелени практически нет, пейзаж довольно унылый. Кое-где видны глыбы льда.